– Передай ей спасибо. Иногда я жалею, что не курю.

– Прижми рот к трубке – я вдохну в него дым.

– Подростки часто фантазируют, что их родители – не настоящие родители. Сегодня вечером я поняла почему. Понимаешь, этот тип не желает примириться с мыслью, что я могу обойтись без него. Он хочет править миром, как ему угодно. Боится, как бы его подчиненные не узнали, что он не в силах обуздать собственную дочь. Не семья, а стая песчаных блох! Честное слово, иногда мне хочется быть сиротой. Ох, Миякэ… извини, пожалуйста.

– Да не расстраивайся ты!

– Сегодня мой чип такта вышел из строя. Вот сейчас я выключусь и оставлю тебя в покое. А то все ною и ною, вот уже полчаса.

– Да хоть всю ночь ной! Правда, Кошка?

Кошка, большая умница, тут же мяукает.

– Слышишь? Давай ной дальше.

В воскресенье вечером Бунтаро возвращается с Окинавы, и я говорю ему:

– Вы выглядите на пять лет моложе.

Это действительно так.

– Значит, если я съезжу в отпуск еще четыре раза, то буду выглядеть на двадцать один?

Он вручает мне брелок с Зиззи Хикару – как большинство наших кумиров, Зиззи родом с Окинавы, – которая сбрасывает одежду, если подышать на пластиковый корпус.

– Вот спасибо, – говорю я. – Будущая фамильная реликвия. Вы рады, что вернулись?

– Угу. – Бунтаро окидывает взглядом «Падающую звезду». – Нет. Да.

– Что ж. А Матико-сан понравилось?

– Даже слишком. Она хочет туда переехать. Завтра. – Бунтаро чешет в затылке. – Кодаи скоро родится… из-за этого начинаешь по-другому на все смотреть. Ты хотел бы вырасти в Токио?

Я вспоминаю письмо матери, то, которое про балкон.

– Нет, наверное.

Бунтаро кивает и смотрит на часы.

– У тебя, должно быть, скопилась куча дел, парень.

Это не так, но я понимаю, что он хочет поскорее засесть за бумаги, поэтому отправляюсь к себе в капсулу и собираю грязное белье. Пытаюсь позвонить Аи, но никто не отвечает. Сегодня с верхних этажей доносятся адские звуки. Мужская ругань, визг младенцев, гул стиральных машин. Завтра понедельник – встреча с дедом. Ложусь на футон и начинаю разбирать три оставшиеся страницы дневника. Они написаны на другой бумаге, очень мелкими буквами. Читать их гораздо труднее. Верхняя часть страниц проштампована красным, по-английски: «SCAP»[190] – этого в словаре нет – и «Военный цензор». Штампы наполовину скрывают карандашную надпись по-японски: «…эти слова… моральная собственность… Такары Цукиямы…» И неразборчивый адрес в Нагасаки.

20 ноября 1944 г.

Погода – неизвестна. Умер, но еще жив. Один в кайтэн. Последние шесть часов. В 02:45 капитан Ёкота пришел к нам в каюту – объявить, что атака кайтэн начнется через пятнадцать минут. Встали в круг и повязали друг другу хатимаки. Гото: «Очередной учебный спуск, ребята». Абэ – Кусакабэ: «Мичман, в шахматы ты играешь как демон». Кусакабэ: «А ты бьешь левой как демон, лейтенант». Прошли по «I-333», поблагодарили экипаж за то, что нас доставили сюда. Отдали честь каждому. Пожали друг другу руки, забрались в кайтэн, каждый через свой шлюз. Мазута задраил за нами люки. Его лицо – последнее, что я видел. «I-333» погрузилась, чтобы как можно ближе подойти к цели. Радист первого класса Хосокава поддерживал с нами телефонную связь до самого пуска, докладывая обстановку. Абэ стартовал в 03:15. Слышал, как громыхнули зажимы. Гото стартовал в 03:20. Кусакабэ отплыл в 03:35. Следующие пять минут я размышлял о многом, было трудно сосредоточиться. Хосокава на диалекте Нагасаки: «Я буду думать о тебе. Да пребудет с тобой слава». Последние слова. Носовые зажимы отпущены. Завел двигатель. Хвостовые зажимы отпущены. Свободное плавание. Круто забрал влево, чтобы избежать столкновения с боевой рубкой и перископом. Проследовал на восток-юго-восток, держась на глубине пяти метров. Всплыл на поверхность в 03:42, чтобы уточнить местонахождение визуально. На фоне огней гавани четко виднелся вражеский флот. Корабли для перевозки личного состава, танкеры, по меньшей мере три линкора, три эсминца, два тяжелых крейсера. Авианосцев нет, но прицелиться есть в кого. Американцы. Все жрут, спят, срут, курят, болтают. И я, их палач. Странное чувство. По стратегическому плану, разработанному на «I-333», первые кайтэн должны ударить по отдаленным целям. Пришлось выбирать наугад, как в детской считалке: «До-рэ-ни-си-ма-су-ка? Ка-ми-са-ма-но-ю-то…»[191] – взрыв. Ударная волна, кайтэн закачалась. Навел перископ, увидел топливный танкер, лепестки пламени будто цветы сливы, дым заволакивал звезды. Второй взрыв. Оранжевый. Прекрасно, ужасно, глаз не оторвать. Взвились сигнальные ракеты, в проливе светло как днем. Ушел под воду, пока не заметили. Сон наяву. Не делать, но быть. Выбрал ближайший крупный корабль, сманеврировал, чтобы оказаться под правильным углом к цели. Клаксоны, шум двигателей, суматоха. Еще один сильный взрыв – кайтэн, глубинная бомба, не знаю. Патрульный катер? Вибрация ближе, ближе, ближе – погрузился на восемь метров – прошел мимо. Довольно сильный взрыв по правому борту. Одиночество – страшно, что братья оставят меня одного среди врагов чуждой расы. Снизил скорость до 2 км/ч, всплыл уточнить местонахождение. Огонь, дым, поражены две цели. Выбрал по очертаниям большой корабль точно на западе – легкий крейсер? Сто пятьдесят метров. В глаза ударил поисковой прожектор, но меня выручила суматоха на берегу. Погрузился на 6–7 метров. Увеличил скорость до 18 км/ч. Странное чувство полета. Резко остановился. Всплыл, последняя проверка. Крейсер прямо по курсу затмил ночь. Восемьдесят метров. Видел суетящиеся фигурки. Муравьи. Светлячки. Погрузился на пять метров. Включил боеголовку. Мысль: «Это моя последняя мысль». Открыл дроссель – максимальная скорость. Ускорение отбросило меня назад, сильно… приближение семьдесят метров, шестьдесят, пятьдесят, сорок, тридцать, двадцать, столкновение в следующую секунду, столкновение сейчас

Звон, будто храмовый колокол. Бешеное вращение – верх = низ, низ = верх, крутит, швыряет из стороны в сторону вверх вниз незакрепленные предметы летают я тоже. Легкие пусты. Так это смерть, думаю я, потом думаю, могут ли мертвые думать? Голову кольцом сжимает боль, все мысли стерты. Крен треск > сброс вниз > тряска остановка. Рев двигателей, руль сломан, проворачивается под рукой, визг двигателей, жар, запах горящего масла – внезапно понимаю, что жив и должен заглушить двигатели, но они глохнут сами. Провал. Боеголовка не взорвалась. Кайтэн отскочила от корпуса = бамбуковое копье от стальной каски. Прицел перископа изрезал лицо, сломал нос. Прислушался к звукам с поверхности. Попытался взорвать тротил вручную, бил по корпусу гаечным ключом. Оторвал ноготь. От удара сломался хронометр. Минуты или часы,